Умельцы - Страница 10

— Не, не вставляет. Да и смысла нет, СПИД у меня нашли.

— Понятно, — сказал я. — Жаль.

— Мне — нет. Я уже устала, Мить. Хочу, чтобы поскорее… Сколько уже народа зажмурилось, а меня все никак Бог не приберет. Но теперь уж скоро. Чувствую. Ну… бывай, что ли?

Мы разошлись. Когда я отошел метров на десять, Марина вдруг окликнула меня:

— Митя.

Я обернулся, посмотрел на ее иссохшую фигуру в грязном плаще, на истощенное лицо. Марина подошла, взялась за пуговицу на моей куртке. Я уже знал, что она хочет сказать. Про наркомана всегда все знаешь… у них один интерес.

— Дай еще на дозу, — попросила она. Я сунул пятьдесят рублей из своих денег. Не прощаясь, она повернулась и ушла. Против солнца силуэт Марины был совсем черным.

* * *

После разговора с Брюнетом Петрухин зашел в кафе напротив метро.

В кафе Дмитрий принял сто граммов и пивка, потом еще сто граммов… потом продолжил дома. Короче, получилось как вчера.

Утром было отвращение к себе, к человечеству и к водке. А первой мыслью: надо тормозить! Кровь из носа, а надо тормозить, пока не отвезли в Скворешник или на Пряжку… С этими мыслями он просыпался уже неделю. Была в советские времена песня со словами: «Утро! Утро начинается с рассвета…» У бывшего старшего оперуполномоченного Дмитрия Петрухина утро начиналось с похмелья. Уже неделю. Чуть больше или чуть меньше. Точнее он сказать не мог. Приблизительно это можно было прикинуть по количеству пустых бутылок.

Нужно тормозить, подумал Петрухин и осмотрелся: не осталось ли чего? Чуда не произошло — ничего не осталось. Надо, обязательно надо тормозить, думал он, одеваясь, чтобы идти за опохмелкой. В зеркало старался не глядеть — стыдно. Когда совсем уже собрался выйти из квартиры, вдруг возникла еще одна проблема: деньги. В бумажнике сиротливо лежала десятка. Мятая и рваная, склеенная скотчем… В карманах куртки обнаружилась горстка мелочи — еще рублей десять.

Он побренчал мелочью и вышел из дому. Утро было солнечным, ясным, спешили на работу люди. Петрухину спешить было некуда. В ближайшем ларьке он купил бутылку пива, сел на борт чудовищной бетонной клумбы. Ни цветов, ни земли в ней не было. Была вода, в ней плавали разбухшие трупы окурков. Из-за окурков вода приобрела цвет чифиря. А может быть, торфяного болота.

Дмитрий Петрухин сидел на краю болота и пил пиво из горлышка. На него косились, но ему было наплевать. По пыльному асфальту гуляли жирные голуби, ворковали громко, утробно.

После пива в голове несколько прояснилось, он закурил и сплюнул в болото. Нужно тормозить, сказал он себе. Нужно тормозить и подвести какие-то промежуточные итоги. Итоги оказались таковы: за три последних месяца он едва не убил своего товарища (а если говорить прямо, не лукавя, то хуже чем убил) и проклят его женой. Он нахлебался кровавого абсурда чеченской войны. Женщина, которая его любила, ушла к другому. И в конце концов он потерял работу… Потерял то последнее, за что мог бы зацепиться и выплыть.

Именно теперь, когда он потерял работу, он осознал вдруг, насколько она важна для него. Нет, разумеется, он и раньше никогда не отделял себя от розыска… Но вот сейчас это ОТДЕЛЕНИЕ произошло. И все стало ясно. Все стало предельно ясно и от этой ясности — тошно… А ведь он жил розыском. Теперь их пути разошлись. Уголовный розыск без Петрухина обойдется… А как Петрухин будет жить без розыска?

Он сидел на краю болота, и ему хотелось выть. Тормозить больше не хотелось. Он снова обшарил карманы в надежде найти случайно затерявшуюся купюру… не нашел. А из нагрудного кармашка пиджака вытащил плотный четырехугольник картона с золотым тиснением:

...

«ЗАО „Магистраль — Северо-Запад“. Голубков Виктор Альбертович. Генеральный директор».

Брюнет!

* * *

— Виктор Альбертович, — сказала секретарша, — вам звонит человек, который представился странно: Борисыч… соединять?

— Соединяй, — ответил генеральный директор, крутанулся в кресле и встал. Во время серьезного разговора он любил ходить по кабинету или, по крайней мере, быть на ногах. Возможно, думал Брюнет, это рецидив тех времен, когда фарцевал. Стоящий человек более собран и быстрее сумеет «сделать ноги»…

— Але, Брюнет!

— Привет, Борисыч… Хорошо, что позвонил. Никак, передумал?

— Еще не знаю. Может, и возьмусь. Мне нужно ознакомиться с обстоятельствами.

— Все, что знаю… Ты подъехать сможешь?

— А ты где?

— Записывай: Свердловская набережная, дом…

— Место, Брюнет, ты толково выбрал — Арсенальная, 7, совсем рядом. При надобности недалеко переезжать.

— Типун тебе на язык! Когда приедешь?

* * *

В офис «Магистрали» Петрухин приехал спустя три часа. Время требовалось, чтобы элементарно прийти в себя: побриться, отмокнуть в ванной, попить чая. Меры примитивные, снять последствия недельного запоя они не могут, но Петрухин уже принял решение и откладывать его осуществление «на потом» не хотел.

Офис «Магистрали» производил впечатление уже с улицы. Даже самый невнимательный прохожий, который и по сторонам-то не глядит, а только себе под ноги, не смог бы его не заметить. Перед фасадом «Магистрали» неровный, в выбоинах, асфальт сменялся на двухцветную импортную брусчатку. Горели большие матовые шары и стояли синтетические деревья в больших кадках… Этакий маленький европейский оазис среди расейского убожества, отчего убожество это становилось еще более наглядным. На стоянке, обнесенной легкой ажурной оградой, стояло десятка два автомобилей. По большей части — иномарки. Над входом со сверкающими мраморными ступеньками нависал голубоватый стеклянный купол. Сверкала полированной бронзой литая плита: «Магистраль — Северо-Запад».